Ну, везу... -- и рассказчик заранее по­блескивает глазом. --
Доехали до Красного.
"Все,
--
говорю, -- бабка, приехали. Плати". Она мне
достает откуда-то из сумки... пять штук яиц!
Смех. Рассказчик доволен.
--
"А раньше, -- говорит, -- брали. Мы,
-- говорит, -- всегда
яйцами
расплачивались". -- "Ладно, -- говорю, -- иди, бабка".
Рассказчик
непременно
еще повторял
не
один
раз, как он ей
сказал,
старухе: "Иди, -- говорю, -- бабка, иди.
Иди, че­го с тебя взять". Это надо
понимать, что -- вот и он тоже добрый человек. Вообще
добрых, простодушных,
бесхитро­стных,
бескорыстных, как выяснялось
на
этих
собеседова­ниях, по
деревням и селам
-- навалом,
прохода нет от бес­хитростных и бескорыстных.
Да все такие, чего там! А если встречаются иногда склочные, злые, жадные, то
это так -- придурки.
Николай Григорьевич уже не записывал адреса, а слу­шал, поворачивался в
разные
стороны, смеялся тоже...
И
от­того, что
он так охотно
и радостно
слушал, рассказывали --
с радостью
тоже -- новые истории, где раскрывалось
удиви­тельное
человеческое
бескорыстие.
Правда,
нечаянно
про­скакивали
случаи,
где
высовывалась
вдруг
морда
какого-ни­будь
завистника
или
обманщика, но это
-- пропускали, это не
суть дела, это
чепуха. Все
молча
соглашались, что это -- чепуха, а миром движет разум и добро.
--
Я
седня
гляжу:
пиво
продают.
Отстоял
в
очереди
--
она
мне
наливает... А
наливает
--
вот
так вот
не долила. Сунула под
кран --
и
дальше. Я отошел и думаю: "У нас бы ей за та­кие дела спасибо не сказали".
Тут же соглашались, что -- да, конечно... Люди торопят­ся, людей много,
она этим пользуется, бесстыдница. Но, ес­ли так-то подумать -- ну сколько уж
она там не долила! Конечно, ей копейка так и набегает, но ведь, правда, и не
умер же ты, что не допил там глоток-другой. А у ней тоже не­бось -- семья...
Но вот уж чего не понимали деревенские
в городе -- это хамства. Это уж
черт
знает что,
этому и
объяснения-то как-то нету. Кричат друг на
друга,
злятся. Продавщицу не спроси ни
о чем, в конторах тоже, если чего не понял,
луч­ше не переспрашивай:
так глянут,
так тебе
ответят,
что дай бог ноги.
Тут,
как наезжали
на эту тему,
мужики
дружно
галдели
--
не
понимали,
изумлялись...
И
Николай
Григорьевич тоже
со
всеми
вместе не
понимал и
изумлялся. Прижимал
кого-нибудь
к
стене
туалета и
громко втолковывал
и
объяс­нял:
-- Ведь почему
и уехать-то хочу!.. Вот потому
и хочу-то
--
терпенья
больше нет
никакого. Ты думаешь, я плохо живу?! Я
живу, дай бог каждому! У
меня
двухкомнатная
секция, мы только двое со старухой...
Но
-- невмоготу
больше! Душу
всю выворачивает такая
жизнь!.. -- Николай
Григорьевич в эту
минуту, когда
кричал в лицо
мужику,
страдал вполне
ис­кренне,
бил
себя
кулаком
в грудь,
только что не плакал... Но --
и
это поразительно
-- он
вполне
искренне забывал, что сам много
кричит на складе, сам тоже ругается
вовсю
на
шоферов, на
грузчиков, к самому
тоже не подступись
с во­просом
каким. Это все как-то
вдруг забывалось,
а жила
в ..далее