она
отказалась
назвать, а узнавать теперь, зад­ним числом, я как-то по-человечески не могу,
ибо не считаю это свое объяснение неким "заявлением"
и не жду, и не тре­бую
никаких оргвыводов по отношению к ней), который произошел у нас 2 декабря. В
11 часов утра..."
В
этом абзаце мне понравилось, во-первых, что "задним числом, я как-то
по-человечески не могу..." Вот это "по-че­ловечески"
мне очень понравилось.
Еще понравилось,
что
я
не требую
никаких "оргвыводов". Я
даже
подумал:
"Мо­жет, вообще
не писать?" Ведь получается, что я,
благород­ный
человек,
все
же -- пишу
на кого-то
что-то такое...
В
чем-то
таком
кого-то хочу
обвинить... Но
как
подумал, что
ОНА-то уже написала, так снова
взялся за
ручку. ОНА
не­бось не раздумывала!
И потом, что
значит --
обвинить? Я не
обвиняю, я объясняю, и "оргвыводов" не жду,
больше того, не требую
никаких
"оргвыводов", я же и пишу об этом.
"В 11 часов утра (в воскресенье) жена пришла ко мне
с деть­ми (шести и
семи
лет),
я
спустился по
лестнице
встретить
их, но
женщина-вахтер не
пускает их. Причем я,
спускаясь по ле­стнице,
видел
посетителей с детьми,
поэтому,
естественно, выразил недоумение -- почему она не пускает? В
ответ
услы­шал какое-то злостное -- не объяснение даже
--
ворчание: "Ходют тут!"
Мне со
стороны
умудренные
посетители
тихонько подсказали: "Да
дай ты ей
пятьдесят копеек,
и все
будет
в
порядке". Пятидесяти копеек
у
меня
не
случилось, кроме
того
(я
это
совершенно
серьезно
говорю),
я
не
умею
"давать": мне не­ловко. Я взял и
выразил сожаление по этому
поводу
вслух:
что у меня нет с собой пятидесяти копеек".
Я
помню, что в это время там, в больнице, я стал нервни­чать.
"Да
до
каких пор!.." -- подумал я.
"Женщина-вахтер тогда вообще хлопнула дверью перед
но­сом жены.
Тогда
стоявшие рядом люди
хором стали просить ее: "Да пустите
вы
жену-то, пусть
она к дежурному врачу сходит, может, их пропустят!"
Честное слово, так и
просили все... У меня там, в
больни­це, слезы на
глаза навернулись от любви и благодарности к людям. "Ну!.." -- подумал я про
вахтершу, но
от всяческих оскорблений и громких
возмущений
я удерживался,
може­те поверить. Я же актер, я понимаю... Наоборот, я сделал "фигуру полной
беспомощности" и выразил на лице боль­шое огорчение.
"После
этого
женщина-вахтер
пропустила
жену, так как
у нее же
был
пропуск, а
я, воспользовавшись открытой
дверью, вышел в вестибюль к детям,
чтобы они не оставались одни. Женщина-вахтер стала громко требовать, чтобы я
вернулся в палату..."
Тут
я
не
смогу, пожалуй,
передать, как
ОНА
требовала.
ОНА как-то
механически,
не
так
уж громко, но
на
весь вес­тибюль
повторяла,
как в
репродуктор:
"Больной, вернитесь
в
палату!
Больной,
вернитесь в палату!
Больной, я кому сказала: вернитесь
сейчас же в палату!" Народу
было полно;
все смотрели на нас.
"При этом женщина-вахтер как-то упорно, зло, гадко не хочет понять, что
я этого не
могу сделать -- уйти от
детей,
пока жена ищет дежурного врача.
Наконец она нашла дежурного врача,
и он разрешил нам войти. Женщине-вахтеру
это очень не понравилось".
О, ЕЙ это не понравилось; да: все
смотрели
на
нас и
жда­ли, чем это
кончится,
а
кончилось, ..далее