крутили
Ваньку,
мяли,
давили на живот, хлопали по спине... Пого­ворили
о
чем-то между собой и сказали Ваньке:
-- Поедешь в городскую больницу?
-- Зачем? -- не понял Ванька.
-- Лежать.
Также
лежать, как здесь
лежишь. Вот...
Сергей Николаевич
лечить будет.
Ванька согласился.
В
горбольнице
его
устроили
хорошо.
Его
там
стали
назы­вать
"тематический больной".
-- А где тематический больной-то? -- спрашивала сестра.
-- Курит, наверно, в уборной,
--
отвечали соседи Ванькины. -- Где
же
еще.
-- Опять курит? Что с ним делать, с этим тематиче­ским...
Ваньке что-то не очень
нравилось в горбольнице. Все рас­сказал соседям
по палате, что с ним случалось в жизни: как
у него в прошлом году шоферские
права хотели отнять, как один раз тонул с машиной...
-- Лед впереди уже о так
от горбатится -- горкой... Я от­крыл
дверцу,
придавил
газку. Вдруг
--
вниз
поехал!.. --
Ванька,
когда рассказывает,
торопится, размахивает ру­ками, перескакивает с
одного
на
другое. --
Ну,
поехал!..
Натурально, как с горки! Вода -- хлобысь мне в ветровое стекло! А
дверку льдиной шваркнуло и заклинило. И я, на­турально, иду ко дну, а дверку
не могу открыть. А сам уже плаваю в кабине. Тогда я другую нашарил, вылез из
каби­ны-то и начинаю осматриваться...
--
Ты
прямо,
как
это...
как
в
баню
попал:
"вылез,
начи­наю
осматриваться". Меньше ври-то.
Ванька на своей кровати выпучил честные глаза.
--
Я
вру?! --
некоторое время
он даже слов
больше не
на­ходил. --
Хот... Да ты что? Как же я врать стану! Хот...
И верно, посмотришь на Ваньку --
и понятно станет, что
он, пожалуй, и
врать-то не умеет. Это ведь тоже -- уметь надо.
-- Ну, ну? Дальше, Вань. Не обращай внимания.
-- Я, значит, смотрю вверх --
вижу:
дыра
такая
голубая,
это куда я
провалился... Я туда погреб.
-- Да сколько ж ты под водой-то был?
-- А
я откуда знаю? Небось недолго, это
я рассказываю долго.
Да
еще
перебивают...
-- Ну, ну?
-- Ну, вылез... Ко мне уже бегут. Завели в первую избу...
-- Сразу -- водки?
--
Одеколоном
сперва
оттерли...
Я
целую
неделю
потом
"красной
гвоздикой" вонял. Потом уж за водкой сбегали.
...Ванька
и не заметил, как наладился тосковать. Стоял
часами у окна,
смотрел,
как живет чужая
его
уму и
сердцу улица.
Странно
живет: шумит,
кричит,
а никто друг друга не слышит. Все торопятся, но оттого, что
сверху
все
люди
оди­наковы,
кажется,
что
они
никуда
не
убегают:
какой-то
за­гадочный бег на месте. И Ванька
скоро привык скользить взглядом по улице
-- по людям, по машинам...
Еще пройдет, надламываясь в талии,
какая-нибудь
фифочка
в
короткой
юбке,
Ванька
проводит
ее
взглядом. А
так
--
все
одинаково. К Ваньке подступила тоска. Он чувствовал себя одиноко.
И каково же
было его удивление,
радость, когда
он в этом
мире внизу
вдруг увидел свою мать... Пробирается
че­рез улицу, оглядывается -- боится.
Ах, родная ты, родная! Вот догадалась-то.
--
Мама идет! --
закричал он
всем в палате
радостно. Так
это
было
неожиданно,
так
она
вольно
вскрикнула, ..далее