повздыхают
вместе,
разопьют
бутылочку,
и
он
уедет с
чемоданом
в свой
город-городок, к семье. Такое дело.
И надумал старик жениться. Да. И невесту присмотрел.
Было это
9 мая,
в День Победы. Как всегда, в
этот день собралось все
село
на
кладбище -- помянуть
погибших
на войне. Сельсоветский
стоял
на
табуретке со списком, зачи­тывал:
-- Гребцов Николай Митрофанович.
Гуляев Илья Васильевич.
Глухов Василий Емельянович.
Глухов Степан Емельянович.
Глухов Павел Емельянович...
Эти три -- сыны старика Глухова. Всегда у старика, когда зачитывали его
сынов, горе жесткими сильными пальцами сдавливало горло, дышать было трудно.
Он
смотрел в зем­лю,
не плакал, но ничего не
видел. И
долго стоял так. А
сельсоветский все читал и читал:
-- Опарин Семен Сергеич.
Попов Иван Сергеич.
Попов Михаил Сергеич.
Попов Василий Иванович...
Тихо
плакали
на
кладбище. Именно
-- тихо, в
уголки по­лушалков,
в
ладони,
вздыхали осторожно,
точно
боялись
люди, что нарушат
и
оскорбят
тишину, какая нужна в эту
минуту. У старика немного отпускало, и он смотрел
вокруг. И каждый раз одинаково думал: "Сколько людей загубле­но!"
И тут-то он приметил
в толпе старуху Отавину. Она была нездешняя, хоть
жила здесь давно,
Глухов ее знал.
У старухи Отавиной никого не было в этом
скорбном
списке, но
она со всеми вместе тихо
плакала и крестилась. Глухов
уважал
набожных
людей. За то уважал, что их --
преследуют, под­смеиваются
над ними... За их терпение и неколебимость. За
честность. Он присмотрелся к
Отавиной...
Горбоносая,
дю­жая
еще
старушка,
может
легко
с
огородом
управиться,
ба­ню истопить,
квашню
замесить и хлеб
выпечь. Старик не мог
есть "казенный хлеб" -- из магазина. И
вдруг
подумал ста­рик:
"Тоже
ведь
одна мается... А?"
Пришел
домой, выпил
за
сынов
убиенных...
И
стал вплотную
думать:
"Продала бы она свою избенку, перешла бы ко мне жить. А деньги за избу пусть
на
книжку себе поло­жит. И пусть живет, все не так пусто будет в доме. Хоть
в ба­ню по-человечески сходить, полежать после баньки безза­ботно... На стол
--
есть кому
поставить, есть кому
позвать: "Садись, Емельян". Жилым духом
запахнет в доме! Совсем
же
другое
дело, когда в кути, у печки, кто-нибудь
громыха­ет
ухватами
и пахнет
опарой. Или
ночью, когда
не спится,
можно
потихоньку поговорить...
Можно матернуть
бригади­ра
колхозного, например.
Она,
правда, набожная,
Отавиха-то,
но можно же
другие
слова
найти,
не
обязательно ма­териться. У самого дело
к концу
идет,
к могиле, -- хватит,
наматерился за жизнь. Да нет, если бы она пришла, было
бы хорошо. Как ты ни
поворачивайся, а хозяйка есть хозяйка". Так думал старик. Даже взволновался.
И вот выбрал
он воскресный день, пошел к
Ольге
Серге­евне Малышевой,
тоже уже старушке, но помоложе
Отавихи, побашковитей.
Эту Ольгу
Сергеевну
старик Глухов когда-то тайно очень любил. Тогда он был не старик, а мо­лодой
парень,
и
любил
красивую, горластую
Ольгу.
По­мышлял слать
к Малышевым
сватов,
но
началась револю­ция. Объявился на селе
некий молодец-комиссар,
быстро окрутил сознательную
Ольгу, куда-то увез. Увезти увез, а
сам где-то
сгинул. Где-нибудь с головой увяз в
кровавой то­гдашней мешанине.
А
Ольга
Сергеевна вернулась домой и с тех
нор жила одна. Как-то, тоже по молодости,
но уже буду­чи женатым, Емельян Глухов заперся к Ольге Сергеевне в сельсовет
(она
работала ..далее