и
смеется
над
собой, а делает, что хочет. -- Пой­дем...
Расскажи. А то у
меня мать с отцом строгие, говорят: и не заявляйся сюда со своим арестантом.
--
Люба шла не­сколько впереди и, говоря это, оглядывалась, и вид у нее был
спокойный и веселый. -- А я им
говорю: да он арестант-то по случайности. По
несчастью. Верно же?
Егор
при известии, что у
нее
родители, да еще
строгие, заскучал. Но
вида не подал.
--
Да-да, --
сказал он "интеллигентно". --
Стечение
об­стоятельств,
громадная невезуха...
-- Вот и я говорю.
-- У вас родители -- кержаки?
-- Нет. Почему ты так решил?
-- Строгие-то... Попрут еще. Я, например, курю.
-- Господи, у меня отец сам курит. Брат, правда, не ку­рит...
-- И брат есть?
-- Есть. У нас семья большая. У брата двое детей
-- боль­шие уже: один
в институте учится, другая десятилетку закан­чивает.
-- Все
учатся...
Это
хорошо,
-- похвалил Егор.
-- Молод­цы. -- Но,
однако, ему кисло сделалось от такой родни.
Зашли
в
чайную.
Сели
в
углу
за
столик.
В
чайной
было
людно,
беспрестанно входили и выходили... И все с интере­сом разглядывали Егора. От
этого тоже было неловко, неуютно.
-- Может, мы возьмем бутылочку
да
пойдем куда-ни­будь?
--
предложил
Егор.
-- Зачем? Здесь вон
как
славно... Нюра, Нюр! -- позвала Люба девушку.
-- Принеси нам, голубушка... Чего принести-то? -- повернулась к Егору.
-- Красненького,
-- сказал Егор,
снисходительно
помор­щившись. --
У
меня от водки изжога.
-- Красненького, Нюр! --
Загадочное впечатление произ­водила Люба: она
точно играла какую-то умную игру, играла
спокойно,
весело и с любопытством
всматривалась в Егора: разгадал тот или нет, что это за игра?
-- Ну, Георгий... -- начала она, -- расскажи, значит, про себя.
-- Прямо как на допросе, -- сказал Егор и мелко посме­ялся. Но Люба его
не поддержала, и Егор посерьезнел.
--
Ну,
что
рассказывать? Я бухгалтер,
работал в
ОРСе,
начальство,
конечно,
воровало...
Тут
-- бах!
--
ревизия.
И
мне
намотали...
Мне,
естественно, пришлось
отдуваться. Слу­шай, --
тоже перешел он
на "ты", --
давай уйдем отсюда: они смотрят, как эти...
-- Да пусть смотрят! Чего они тебе? Ты же не сбежал.
-- Вот справка! -- воскликнул Егор. И полез было в карман.
--
Я
верю, верю,
Господи! Я так,
к слову. Ну, ну?
И сколь­ко же ты
сидел?
-- Пять.
-- Ну?
-- Все... А что еще?
-- Это с такими ручищами ты -- бухгалтер? Даже не ве­рится.
-- Что? Руки?..
А-а. Так это
я
их
уже
там натрениро­вал... -- Егор
потянул руки со стола.
--
Такими
руками только
замки
ломать,
а
не на сче­тах... --
Люба
засмеялась.
И Егор, несколько встревоженный, фальшиво посмеялся тоже.
-- Ну а здесь чем думаешь заниматься? Тоже бухгалтером будешь?
-- Нет! -- поспешно сказал Егор. -- Бухгалтером я боль­ше не буду.
-- А кем же?
--
Надо осмотреться... А может,
малость попридержать коней, Люба?
--
Егор
тоже прямо глянул в
глаза женщи­ны. -- Ты как-то сразу погнала
вмах:
работа, работа... Рабо­та -- не Алитет. Подожди с этим.
-- А зачем ты меня обманывать-то
стал? -- тоже прямо спросила Люба. --
Я же писала вашему начальнику, и он мне ответил...
-- А-а, -- протянул Егор, пораженный. -- Вот
оно что... -- И ему стало
легко и даже весело. -- Ну, тогда гони всю тройку под гору. Наливай.
И включил Егор музыку.
-- А такие
письма писал хорошие, -- с сожалением сказа­ла Люба. -- Это
же не письма, а целые... поэмы прямо целые.
-- Да?
-- оживился Егор. -- Тебе нравятся? Может, та­лант пропадает...
-- Он пропел: -- Пропала молодость, та­лант
в стенах тюрьмы. Давай, Любовь,
наливай. Централка, все ночи полные огня... Давай, давай!
-- А чего ты-то погнал? Подожди... Поговорим.
-- Ну,
начальничек, мля! -- воскликнул Егор. --
И
ниче­го не ..далее