время слушал тонкий
крикливый голос в трубке, укоризненно смотрел при этом на Егора и чуть кивал
головой: мол, все ясно. -- Пусть... Слушай сюда: пусть они там демагогией не
занимаются! Что значит -- будут дети, не будут дети?! Про это, что ли, поэма
написана!
А то
я
им приду объясню! Ты им... Ладно, счас Николаев придет к
вам.
-- Начальник
положил
трубку
и
взял
другую.
Пока
набирал
номер,
недовольно
проговорил:
--
Доценты
мне...
Николаев?
Там
у
учительницы
литературы урок сорва­ли: начали вопросы
задавать. А? "Евгений Онегин".
Да
не на­счет Онегина,
а насчет
Татьяны: будут
у нее дети от
старика или не
будут?
Иди разберись. Давай. Во, доценты,
понима­ешь! -- сказал начальник,
кладя трубку. -- Вопросы начали задавать.
Егор посмеялся, представив этот урок литературы.
-- Хотят знать...
-- У тебя жена-то есть? -- спросил начальник строго.
Егор
вынул из
нагрудного
кармана фотографию и подал
начальнику. Тот
взял, посмотрел.
-- Это твоя жена? -- спросил он, не скрывая удивления.
На фотографии была довольно красивая молодая женщи­на, добрая и ясная.
--
Будущая,
--
сказал
Егор.
Ему
не
понравилось,
что
на­чальник
удивился. -- Ждет меня. Но живую я ее ни разу не видел.
-- Как это?
--
Заочница. -- Егор потянулся, взял
фотографию. -- По­звольте.
-- И
сам
засмотрелся
на
милое
русское
простое
лицо.
--
Байкалова
Любовь
Федоровна. Какая
доверчивость
на
лице,
а!
Это
удивительно, правда?
На
кассира похожа.
-- И что она пишет?
-- Пишет, что беду мою всю понимает... Но, говорит, не понимаю, как
ты
додумался в тюрьму угодить? Хорошие письма. Покой от них... Муж был пьянчуга
-- выгнала. А на людей все равно не обозлилась.
--
А
ты понимаешь, на
что
идешь?
--
негромко и
серьез­но спросил
начальник.
-- Понимаю, -- тоже негромко сказал Егор и спрятал фо­тографию.
--
Во-первых, оденься как
следует. Куда ты такой... Ванька
с
Пресни
заявишься. -- Начальник недовольно
оглядел Егора.
-- Что
это за... почему
так одет-то?
Егор
был
в
сапогах,
в
рубахе-косоворотке,
в
фуфайке
и
каком-то
форменном картузе -- не то сельский шофер, не то слесарь-сантехник, с легким
намеком на участие в художест­венной самодеятельности.
Егор мельком оглядел себя, усмехнулся.
-- Так надо было по роли. А потом уже не успел пере­одеться.
-- Артисты... -- только
и сказал начальник и засмеялся. Он был не злой
человек, и его так и
не перестали изумлять люди, изобретательность
которых
не знает пределов.
И вот она -- воля!
Это значит
-- захлопнулась за
Егором дверь, и он очутил­ся
на
улице
небольшого поселка.
Он вздохнул всей грудью весеннего воздуха, зажмурился и
покрутил головой. Прошел немного и прислонился к забору.
Мимо
шла какая-то
ста­рушка с сумочкой, остановилась.
-- Вам плохо?
-- Мне хорошо, мать, -- сказал Егор.
-- Хорошо, что я весной сел. Надо
всегда весной садиться.
-- Куда садиться? -- не поняла старушка.
-- В тюрьму.
Старушка
только
теперь
сообразила,
с
кем
говорит.
Опа­сливо
отстранилась
и посеменила
дальше.
Посмотрела
еще на забор, мимо которого
шла. Опять оглянулась на Егора. ..далее