людского слуха, ее не обру­гали, песню.
-- У Ваньки, что ли?..
-- Ну. Провожают. Поют.
-- Поют. Хорошо поют.
-- На курорт, что ли, едет?
-- На курорт. Деньги девать некуда дураку.
-- Ваня, он и есть Ваня:
медом не корми, дай вылупиться. Нюрка-то едет
же?
-- Берет. Хочет и детей взять.
-- О-о!.. Знай наших!
-- Ты поросят-то не ходила глядеть к Ивлевым?
-- Нет. Я нонче не буду брать... Одну покормлю до нояб­ря -- и
хватит.
Ну их к черту.
-- Почем же, интересно, Ивлевы-то отдают?
-- Да почем?.. Двадцать пять, известно. Месячные?
-- Месячные.
-- Двадцать пять.
-- Сходить
завтра поглядеть... Я бы боровка взяла одного. Покормила бы
уж, черт его бей. Тоскливо без мяса-то, тос­кливо.
-- Знамо, тоскливо.
-- Тоскливо.
Утром Ивана с Нюрой провожали до автобуса. На тракт.
Шли серединой
улицы: Иван с Нюрой
--
в центре,
по
бо­кам -- тетки,
дяди. Иван
при
шляпе,
в шуршащем
плаще,
торжественный
и помятый
после
вчерашних
проводов.
Нюр­ка
в цветастой
шали, в черной
юбке,
в атласной
бордовой кофте -- нарядная, как в праздник.
Шел
также
молодой племянник
Ивана
с гитарой и
гром­ко играл что-то
нездешнее, с маху вколачивая по струнам.
Встречные
останавливались, провожали
глазами группу и
шли
дальше по
своим делам. Может, кому и доведется когда-нибудь
уезжать из села -- так же
вот пойдет с родней по ули­це, также будут все обращать внимание.
Пришли
на автобусную станцию...
Иван с двоюродными братьями
отошли в
чайную. Жена Нюра и старшие в родне промолчали: положено. На дорожку.
Скоро
Иван
и
братья
вышли
из
чайной
--
красные,
по­кашливали.
Закуривали.
-- Дай твоих, у меня мятью какие-то...
-- Спал, что ль, на них?
-- Сел где-то...
-- Ваньк, дорогой-то не пей шибко.
-- Да ну, что я?..
--
Ты
пивко лучше. Захотел
выпить,
возьми пару
бутылок пива
-- не
задуреешь, все будет нормально.
-- Да ну, что я?..
Братья -- ребята
все крепкие,
кулакастые -- вместе
кому хошь свернут
шею. А города опасались. Иван слегка волно­вался.
-- Не духарись там особо...
-- Да ну, что я?..
Подошел автобус.
Родные наскоро перецеловались...
-- Иван, гляди там!..
-- Мама,
ребятишек-то,
это
--
смотри
тут за
ими. На
реку
бы
не
ходили...
-- Да ехайте, ехайте -- погляжу тут.
-- А то у меня душа болит...
-- Ехайте! Раз уж
тронулись --
ехайте. Чего бы, дуракам, здесь-то
не
отдохнуть? Ехайте уж...
--
Нюра, Нюр, -- подсказывали под руку, --
ты деньги-то под юбку, под
юбку; ни один дьявол не
догадается...
Я сроду
под
юбкой вожу... Целеньки
будут.
-- Мам, ребятишек-то гляди... На реку бы, на реку -- гляди!
-- Пишите! Иван, пиши!
-- Все будет -- печки-лавочки! -- кричал уже из окна Иван.
-- Мама, ребятишек... ради Христа!..
Поехали. Автобус
двинулся.
Поехали
наши
--
не робейте,
держитесь!
Привыкайте.
Иван
маленько
в автобусе
принахмурился;
все
глядел
в
окно,
пока
проезжали деревню, знакомые с детства места... Поскотину проехали, лесок...
-- Первый раз? -- поинтересовался сосед Ивана, пожи­лой добрый человек.
Иван отвернулся от окна и зачем-то бодро соврал:
-- Да ну, что
вы!.. --
И посмотрел на Нюру, и опять при­нахмурился, и
отвернулся к окну. Посидел маленько, повер­нулся к соседу. -- Куда -- первый
раз?
-- В далекий путь-то.
-- А вы почему догадались?
-- Ну... видно: всей родней провожали.
-- Нет, я в городе-то бывал, а так далеко не бывал -- пер­вый раз.
-- А куда?
-- К Черному морю. ..далее