• эро массаж в салоне . От эротического массажа в восторге не только мужчины, но и женщины. Если вы со своей второй половинкой хотите разнообразить интимную жизнь, но не готовы к серьезным экспериментам, посещение интим- салона – это то, что вам точно понравится. Наши преимущества:

Режиссеры Ренита и Юрий ГРИГОРЬЕВЫ сняли немало фильмов, среди которых «Праздники детства», «Говорит Москва», «Мальчики»… В кинематографических кругах они хорошо известны еще и как верные друзья Шукшина, помогавшие Василию Макаровичу при жизни и бережно хранящие память о нем все годы после его трагического ухода. Они открывали музеи своего друга, снимали о нем документальные фильмы, по крупицам собирали воспоминания его родных и друзей. Сотни шукшинских фотографий, сделанных Юрием Григорьевым в те годы, когда о будущем авторе «Калины красной» еще мало кто знал, теперь украшают многочисленные публикации и книги. Мы попросили Григорьевых рассказать о «своем» Шукшине.

Ренита Андреевна: С Шукшиным мы познакомились во ВГИКе, куда поступили с истфака МГУ сразу на третий курс к Сергею Аполлинариевичу Герасимову. А Василий в это время был второкурсником в мастерской Михаила Ильича Ромма. Это было рядом, дверь в дверь. И мы всегда ходили смотреть работы соседей.

Юрий Валентинович: Впервые мы его увидели в учебной постановке «Поднятой целины» по Шолохову. Набился полный класс народа. В первом ряду сидели преподаватели. А на маленькой сцене Шукшин поразительно играл Нагульнова и настолько вошел в роль, что в какой-то момент вдруг сочно выматерился. Такого вгиковские стены еще не слыхали. Мы все притихли. Но наша профессура промолчала. Отрывок был блестяще доигран до конца. Исполнители получили свои заслуженные пятерки.

Тогда с Шукшиным многие хотели подружиться. Но это было непросто. Точным наметанным глазом он сразу отбирал только близких по духу людей. Поэтому у Василия было немного друзей.

Р. А.: Когда мы познакомились, он обронил: «На сестру мою, на Натаху, похожа». Только потом я поняла, какой это был комплимент в его устах. Сестру свою он очень любил.

Одно время я была секретарем комсомольского бюро постановочного факультета. А Вася у нас заведовал политической частью. Протоколы наших собраний сейчас выставлены в сросткинском музее и неизменно вызывают гомерический хохот посетителей. Вот пример по памяти. После показа аргентинского музыкального фильма «Возраст любви» с Лолитой Торрес в главной роли Люся Гурченко стала целыми днями напевать песенки оттуда. И, надо сказать, у нее хорошо получалось. Ни одна учебная постановка про американскую жизнь не обходилась без ее англоязычных блюзов.

Ю. В.: А Шукшин предложил с ней поговорить — он страшно не любил подражательства.

Р. А.: И вот появилось «Дело Людмилы Гурченко о подражании Лолите Торрес». Вася ее увещевал: «Ты же русский человек, далась тебе эта Лолита Торрес!» А Люся защищалась: «Что хочу, то и пою!» Спор был искренним — каждый стоял за свои убеждения «насмерть». Шукшин потребовал «высшей меры»: исключить из комсомола. Но бюро решило только «поставить на вид».

Ю. В.: Но вот другой пример. Я любил слушать Луи Армстронга. Шукшин к этому моему увлечению относился настороженно: «Что могут понимать в искусстве всякие там „Луи“?» Тогда я ему поставил пластинку. Надо было видеть, что с ним было. Когда музыка его «цепляла», он плакал. Шаляпина не мог слушать без слез. А тут джаз. Но Армстронг его сильно растрогал: «Батюшки мои, это что ж такое? Давай послушаем еще что-нибудь. Не ожидал». Настоящее искусство он очень чутко воспринимал.

 — После института ваши дороги разошлись?

Ю. В.: Когда Шукшина-выпускника попросили освободить общежитие, он стал жить у друзей — у него не было ни прописки, ни своего угла. Но уехать из Москвы Вася никак не мог: не отпускали писательские дела в редакциях журналов и газет (его рассказы тогда печатались и у вас в «Труде»). Много снимался как актер. И самое главное, он хотел именно на московской киностудии сделать свою первую режиссерскую работу в кино. У нас в квартире он прожил полгода.

 — А как вы, коренные москвичи с университетским образованием, смогли сдружиться с деревенским парнем?

Р. А.: У Шукшина был совсем не деревенский кругозор. И к тому же нам, совсем не знавшим деревни, интересно было открыть для себя тот мир. А ему наоборот, был интересен город. Но не это главное. Этот парень из Алтая сразу поразил нас своим недюжинным талантом. Он быстро и много читал, живо интересовался современной жизнью.

Ю. В.: Запомнился один разговор у нас на кухне. Мы тогда поздравляли шукшинского однокурсника Андрея Тарковского, который только-только вернулся с Венецианского кинофестиваля, где получил «Золотого льва святого Марка» за «Иваново детство». Среди довольно веселого застолья Шукшин сидел молча, играя желваками скул. И вдруг он говорит: «Ребята, а ведь я вас всех обойду! И тебя, Андрюха, и тебя, Ренитка, и тебя, Юрка!» Андрей опешил, но быстро нашелся: «Вась, да зачем тебе нас обходить? Мы тебя любим! Расступимся и пропустим — иди, ради Бога!» «Нет, — сказал Шукшин, погрозив кулаком. — Вы сопротивляйтесь. Я не люблю, когда мне зажигают зеленый свет».

 — Сценарист Анатолий Гребнев в «Записках последнего сценариста» пишет о своих разговорах с Шукшиным: «У него было три объекта ненависти: колхозы, чекисты и Максим Горький — «это он, сука такая, внушил Сталину, что крестьянство — слепая стихия, которую надо укротить». В Шукшине жила обида, и вот какая: они с сестрой росли без отца, расстрелянного в 37-м, и «бывало, выйдешь к колодцу, тебе кричит вся деревня: „У-у, вражонок!“ Ни сочувствия, ни милосердия от земляков-сельчан». А что он вам рассказывал о своем детстве?

Ю. В.: Как-то обмолвился, что перед войной его мать в деревне называли «сибулонка» (производное от СибЛаг). Он не любил касаться этой темы, видно, рана в его душе осталась на всю жизнь. Поэтому мы сами ничего не выспрашивали.

Р. А.: Во время застолий Вася любил петь народные песни. «В низенькой светелке огонек горит», «В воскресенье мать-старушка к воротам тюрьмы пришла», «Отец мой был природный пахарь», «Не вейтеся, чайки, над морем», «Любила меня мать, уважала»… Шукшин пел и плакал. Он настолько отдавался песне, что и у всех слушателей вокруг сердце сжималось.

В Сростках во время застолий поют обязательно. Как-то уже в восьмидесятые его сестра Наташа приезжала в Москву, и мы пошли в гости к композитору Павлу Чекалову, с которым Шукшин сделал все свои картины. Паша накрыл богатый стол. Выпили по первой, по второй. Наталья меня за рукав дергает и вполголоса спрашивает: «Слушай, Ренит, петь-то когда?» Ей было непонятно, как же так, попили-поели, петь надо, чего так-то сидеть? К сожалению, личная жизнь у Наташи сложилась неудачно, осталась вдовой в 27 лет с двумя пятилетними детишками-близняшками на руках. Вася буквально поднимал их на ноги.

 — Анатолий Гребнев также говорит о далеких от ордоксальности взглядах Шукшина на советскую действительность. Но «он исправно посещал собрания, не говорил лишнего где не надо, ничего не „подписывал“, одним словом, не лез на рожон, оберегая свое благополучие для главного дела жизни — и тут уж он не солгал ни единой строчкой. Так тоже можно…»

Р. А.: С этим я не согласна. Сама идея коммунизма была ему близка. Он как-то сказал: «Не представляю коммунизма без добрых людей. Не принимаю и не хочу такого коммунизма». Для него коммунизм был образцом чистоты и справедливости.

Ю. В.: Но поскольку в коммунистической идее нет понятия Бога, у Шукшина были сложные отношения с коммунистами. Он никогда не ходил в церковь и окружающим казалось, что он атеист. Но когда мы с ним впервые приехали в Сростки и только вошли в избу к матери, он спросил: «Мать, а где же иконы?» А она ему: «Я убрала, сыночка, я ж за тебя боюсь. Ты у нас большой человек в Москве. А здесь придут, увидят у матери божницу, и у тебя будут неприятности». «Нет, — сказал Шукшин. — Возвращай назад». В его московском кабинете тоже висели иконы.

Р. А.: Когда его Егор Прокудин из «Калины красной» в знаменитой сцене у церкви вскрикнул: «Господи, прости меня!» ведь тогда от этого крика вся Россия вздрогнула.

Ю. В.: Вот какой случай был в 63-м году. Мы с Шукшиным, Сашей Саранцевым, Наумом Клейманом и Артуром Макаровым поехали на четыре месяца с творческими встречами «Молодые кинематографисты — народу» по большим стройкам Братска, Иркутска, Бодайбо. Нам и самим было интересно посмотреть, как там люди живут. В Братске нам взялись показать громадную плотину, почти уже построенную. Мы собрались, а Шукшин у себя в комнате лежит на кровати и никуда не спешит. Мы ему: «Вася, тебе разве не интересно?» А он нам говорит: «Настанет время, и я въеду на эту плотину на белом коне, и за каждым голенищем у меня будет по нагану. Ступайте отсюда». Мы опешили — что такое? То ли он нас разыгрывает, то ли хочет соригинальничать? И лишь спустя годы мы узнали, что Братская, Енисейская, Волжская и им подобные плотины загубили чистые русские реки и затопили сотни гектаров плодороднейших земель. Вася уже тогда это понимал.

 — По пути заезжали в Сростки?

Р. А.: Конечно. В сросткинском клубе был назначен вечер. А на улице я услышала такой диалог: «На кого смотреть, на Ваську-то, чего на него смотреть?» «Там еще москвичи приехали». «А, ну это другое дело». Воистину: нет пророка в своем отечестве.

И вот сидим мы все за столом президиума на сцене, а Юра говорит, указывая на Шукшина: «Запомните, этот человек прославит ваши Сростки и всю нашу Россию!» В зале поднялся дружный хохот: «Во дает москвич, во дает». Спустя годы уже весь мир признал Шукшина, и только его односельчане не сдавались: «Да че там Вася, да каждый из нас так может. Подумаешь, написал про дядю Ермолая. Ты приходи ко мне, я тебе такого наговорю»…

Ю. В.: Сросткинцы — удивительный народ. Мы потом снимали документальный фильм «На родине Шукшина», и там один эпизод был посвящен Марье Никитичне, жене настоящего дяди Ермолая. Ей тогда было уже 93 года. Жила одна: муж умер, сыновья погибли. Мы ей говорим: «Марья Никитична, мы завтра вам хлеба привезем». А она нам отвечает: «Я магазинным-то хлебом брезговаю. Сама пеку в печи». Потом говорит: «Вот уже, думала, и помирать пора, а потом вижу — дрова у меня неколоты. Пошла — наколола. Ну, раз такое дело, опять значит жить».

Р. А.: Как-то в компании я вслух читала «Житие протопопа Аввакума». Там есть эпизод избиения стражниками старца: «…они плачут и бьют, плачут и бьют». А Вася говорит: «Вот она Россия!» И у самого слеза скатилась.

Ю. В.: Для нас с Ренитой встреча с Шукшиным стала настоящим переворотом. Такая удача выпадает в жизни человека всего один или два раза. Помимо таланта, нас удивляла его невероятная работоспособность. Он одновременно успевал быть актером, писателем и режиссером, не позволяя себе схалтурить ни в одной из этих ипостасей.

Р. А.: Когда Шукшин погиб (я считаю, что он именно погиб, как солдат на посту), мама и сестра хотели похоронить его в родном селе. Мы их долго уговаривали, потом «боролись» за место на Новодевичьем. И сегодня я уверена, что тогда мы поступили правильно, похоронив его рядом с могилами Гоголя, Чехова, Булгакова. Помню, мы в траурном автобусе уже подъезжали по Пироговке к Новодевичьему кладбищу, а по обеим сторонам дороги стояли толпы людей с красными флажками, как на встрече официальной делегации. Но мы присмотрелись — да это же гроздья калины! Когда люди успели достать калину? Я тогда подумала, какой же у нас народ чуткий.

Шукшинские чтения на родине Василия Макаровича никто специально не организовывал. Просто в очередной день его рождения, 25 июля 1975 года, люди сами пришли на то место на горе Пикет, где он в финале «Печек-лавочек» сказал: «Все, ребята!» И сейчас, несмотря на материальные трудности, тысячи люди по всей России целый год копят деньги, чтобы приехать поклониться памяти великого художника земли русской.

Стародубец Анатолий.
Газета «Труд-7» № 127 за 25.07.2002, www.trud.ru

На главную страницу

Жизнь в датах | Генеалогия | Энциклопедия | Публикации | Фотоархив | Сочинения | Сростки | Жалобная книга | Ссылки